Перед закрытием сезона Театр.doc провел инвентаризацию документального театра: показал последние премьеры, шедшие под грифом документальности, — «Алконовеллы», «Зажги мой огонь», «Сквоты» и «Шум» — и устроил слушание заявок на будущий сезон. Премьеры, продемонстрировавшие несколько вариантов подхода к фиксации реальности, вместе с заявками создавали любопытную картину. Самое интересное в ней не столько сам театр, сколько вообще сегодняшнее отношение к документальности в искусстве. Зачем она нужна?
Среди заявок на новые спектакли, которые предлагали театру на следующий сезон, были те, которые следовало бы условно назвать народный док: попытки активных зрителей — не драматургов и не режиссеров — применить метод театра.doc к чему-нибудь их заинтересовавшему. Тут был и «док для девочек» — про любовь, и «док для мальчиков» — про всякие криминальные истории, и «док с гражданской позицией», берущий какую-то возмутившую автора историю. Объединяло эти все сюжеты только то, что мало кто из авторов задавался вопросом, что именно он хочет сказать зрителю. Им казалось, что «настоящий» материал скажет все сам.
Собственно, почти с такого отношения около десяти лет назад Док и начинал, делая спектакли, поражавшие зрителя новым материалом, вроде постановки «Преступления страсти», включавшей реальный монолог заключенной колонии строгого режима, севшей за убийство любовника. Документ был интересен сам по себе, и тогда всех поразило, какое удивительное превращение претерпевает даже актерски точно зафиксированная реальность, если она звучит со сцены. Причем производило впечатление не только что-то незнакомое и необычайное, узнавание работало не менее сильно.
Сегодня этот «школьный» этап пройден, все уже приняли, что документальный театр оказался эффективным методом исследования жизни и, как научные исследования, может идти самыми разными путями. Иногда ложными, тупиковыми, иногда продуктивными, с непредсказуемым результатом. Из последних премьер Дока бескомпромиссный «вербатим», то есть дословную запись источников, использует только спектакль Валерии Сурковой «Алконовеллы» — цикл коротких сюжетов (большей частью монологов), в которых люди рассказывают, почему и как они пьют. Этот спектакль строится как раз на узнавании. Перед зрителем проходит ряд типажей: сельская красавица, компания девчонок, бабуля, скептик-интеллектуал, гопники, врач. У драматурга Любови Мульменко отличное языковое чутье, ту же самую наблюдательность и чутье демонстрируют и доковские актеры, и какой бы печальной ни выглядела в целом вся эта история российского пития, зритель на спектакле изумленно хохочет, узнавая соседей и родных.
Сегодня идея документа на сцене движется дальше, дело не в нем самом, а в его осмыслении, в том, для чего он берется. Например, Алвис Херманис в Новом рижском театре в течение нескольких лет ставил большой документальный цикл, исследуя национальную идентичность. Его спектакли говорили об умирающей латышской деревне, о сегодняшних горожанах, о последствиях второй мировой войны и о возрождении традиционных праздников содержательнее многих социологических и фольклористских работ. Уже ясно, что чем серьезнее и глубже сделано исследование, тем менее важно точное следование букве документа. Но вопрос, для чего это делается, по-прежнему стоит.
Вот так и в новых документальных проектах Дока прежде всего интересно, откуда они взялись, зачем они нужны автору. Например, на представлении заявок сделалось явным, что появляется некий журналистский док — авторы расследований и репортажей хотели вынести их на сцену, превратить в театр, поскольку эти истории в чем-то остались для них незаконченными, продолжали беспокоить. Казалось, что когда их персонажи выйдут на сцену, какие-то проблемы решатся. Таким, например, был проект журналистки «Русского репортера» о погорельцах прошлого лета из деревни Шарнавка Нижегородской области. Оттого, что к работе Театра.doc подключились студенты мастерской Марины Разбежкиной, возник док кинодокументалистов. Студенты, наученные интересоваться прежде всего личностью, встретив обаятельного, театрально проявляющегося человека, тут же мечтали показать его на сцене, это сродни желанию поделиться интересным знакомством. А еще были авторы, бравшие болезненные для себя темы, в которых хотели разобраться, как разбираются со своим прошлым. Судя по всему, театр, остраняя личный опыт, помогает не хуже психотерапевта.
Собственно, такой историей была подготовка спектакля «89–93 (Сквоты)», которую задумали и принесли в Док сами бывшие сквотеры рубежа 90-х, и прежде всего Всеволод Лисовский. Историю складывали из сегодняшних воспоминаний обитателей художественных сквотов двадцатилетней давности. Когда оказалось, что полуготовый спектакль резко не нравится прототипам, ввели в действие их претензии. А потом и свое раздражение этими пафосными алкоголиками, всякое свинство объявляющими искусством. Так появился залихватский и крайне спорный спектакль, безусловно, тоже каким-то своим способом исследующий реальность.
Один из доковских хитов последнего сезона — «Зажги мой огонь» Юрия Муравицкого — вообще имеет сложные отношения с документальностью. Для драматурга Саши Денисовой судьбы Джима Моррисона, Дженис Джоплин и Джимми Хендрикса были лишь отправной точкой, а дальше пьеса сочинялась исходя из реальных судеб актеров, играющих спектакль, куда были вплетены обстоятельства жизни рок-идолов, вполне возможные в советском детстве и постсоветской юности артистов. Сюжет складывался так: что было бы, если бы Моррисон, Джоплин и Хендрикс родились здесь, на излете Советского Союза, какими бы они были? И даже так: могли бы мы стать Моррисоном, Хендриксом и Джоплин?
Ну и, как и прежде, первостепенно важным направлением для Дока осталось политическое, в котором спектакль выглядит как поступок, внятный политический жест. Шесть лет назад тут сделали спектакль «Сентябрь.doc», используя материалы закавказских интернет-форумов во время бесланских событий. Он выглядел как читка, но тексты, полные ненависти и с одной, и с другой враждовавшей стороны, впечатляли. Тогда этот спектакль вызвал двойственную реакцию: на фестивале во Франции его освистали как «пропутинский», а у нас он был однозначно расценен как оппозиционный, его клеймили «антироссийским», и комитет по культуре Москвы после премьеры опасливо прекратил финансирование театра.
Следующий свой важный политический жест в Доке уже решили сделать настолько определенным, чтобы разночтения были невозможны, и противники осуждали его за односторонность. Речь идет о поставленном в прошлом сезоне спектакле «Час восемнадцать», который режиссер Михаил Угаров и драматург Елена Гремина превратили в суд над судьями, тюремщиками и врачами, в 2009-м допустившими смерть в «Матросской Тишине» 37-летнего подследственного юриста Сергея Магнитского. Свою позицию отказа от рассмотрения этой истории с разных точек зрения театр объявлял внятно: стороне защиты возможность высказаться была уже дана, все убийцы Магнитского оправданы. Теперь мы выступаем со стороны обвинения. Дополнительная сложность ситуации состояла в том, что собрать документальный материал по этому делу было почти невозможно: люди отказывались давать интервью, а кто соглашался говорить, просил не упоминать его имени. В результате большая часть текстов, составивших спектакль, была сочинена на основании многочисленных боковых документов, рассказов, докладов, писем и т.д. А кроме того, добавлена ударная, несколько мелодраматическая финальная сцена, где судье, представшему перед высшим судом, так же отказано в стакане кипятка, как он отказал Магнитскому.
Все имена героев спектакля были настоящими, это действительно был боевой политический спектакль, и Док принципиально играл его бесплатно, каждый раз устраивая зрительские обсуждения. Пожалуй, ни одна постановка этого крошечного театра не имела такого шумного резонанса, весьма скромное по средствам подвальное представление было выдвинуто на «Золотую маску» в номинации «Эксперимент», что, в свою очередь, было жестом поддержки позиции Дока. И теперь, когда дело о смерти Магнитского вновь рассматривается в суде, нет сомнения, что важная роль в возбуждении общественного требования справедливости принадлежит Театру.doc.
Таким образом, стала очевидной еще одна, уже внехудожественная, задача документальных спектаклей Дока — он привлекал общественное внимание к тем сюжетам, которые считал важными, и высота поднятой им волны была несопоставима с маленьким размером зала. Тут особенно важным выглядел именно поворот проблемы, а также точность тона, удерживающая от оппозиционерского кликушества.
В том же политическом русле оказалась и одна из самых сильных заявок на будущие документальные спектакли: в ее основе лежал текст расшифровки разговоров молодых террористов Никиты Тихонова и Евгении Хасис накануне убийства адвоката-правозащитника Станислава Маркелова и журналистки Анастасии Бабуровой. Инициатором будущего спектакля стал журналист Сергей Соколов, зам главного редактора «Новой газеты», и обсуждение его заявки тревожно крутилось вокруг того, как сделать, чтобы история преступления яркой и харизматичной пары фашистов не превратилась в романтический сюжет о Бонни и Клайде, что выглядело весьма реальной опасностью. Театр заманчив и силен: недаром и недавний «норвежский стрелок» Андерс Брейвик с внешностью «белокурой бестии» так хотел превратить суд в костюмированный спектакль, сделав его открытым для зрителей и облачившись в мундир.
Сегодня Михаил Угаров приступил к репетициям новой документальной пьесы Елены Греминой — теперь о белорусском поэте и альтернативном кандидате в президенты Белоруссии Владимире Некляеве, которого в декабре прошлого года в Минске избили сотрудники МВД, из больницы перевезли в СИЗО, а затем посадили под домашний арест. По рассказам Угарова, на вопрос актерам, есть ли у них противопоказания к этой работе, один спросил: «А нас не убьют?» Спрашивающего можно понять: сильный документ — как бомба, выпустишь из рук — рванет.
http://mn.ru/newspaper_culture/20110816/304046368.html
